Осликовский Н.С.

Осликовский Николай Сергеевич – является дедом нашего одноклассника Осликовского Олега.

Я думаю все видели фильмы «Война и мир», «Тихий Дон», «Бег», серию о «Неуловимых» и если внимательно читали титры, то могли обратить внимание – «консультант генерал-лейтенант Н.С. Осликовский». Николай Сергеевич был консультантом по кавалерии на киностудии «Мосфильм». Имя Николая Сергеевича стоит в одном ряду с такими кавалерийскими командирами Великой Отечественной войны, как Белов, Плиев, Доватор.

Николай Сергеевич Осликовский родился 25 сентября 1900 года в обедневшей дворянской семье, корни рода которой терялись где-то в Польше. Отец Сергей Осипович был служащим, мать Елена Васильевна принадлежала к тем колоритным для своего времени женщинам, в которых каким-то удивительным образом сочеталось революционное вольнодумство, наивный народнический порыв с семейственностью, с постоянными хлопотами по укреплению домашнего гнезда. Такие женщины считались тогда прогрессивно настроенными. "Вольнодумство", царившее в этой интеллигентной семье, естественно передавалось и детям. Как скажет позже сестра Николая Сергеевича, Елена Сергеевна, видный ученый в области сельского хозяйства, "вступление на путь революционной борьбы для нас было естественным продолжением развития и душевных устремлений". В родном Летичеве на Подолии располагался 12-ый Ахтырский им. Дениса Давидова гусарский полк – это скорее всего и определило дальнейшую судьбу Николая Сергеевича – армия, кавалерия.

Ровесник своего века, Николай Сергеевич с юности оказался захваченным его стремительным движением. Во время германо-австрийской интервенции, цель которой была очевидна - отторжение украинских и южнорусских областей от России, он в селе Мазники организовывает партизанский отряд, в котором командует кавалерийским взводом. Попадает в плен к петлюровскому атаману Волынцу. Чудом удается ему бежать, он выпрыгнул со второго этажа дома. В годы Гражданской войны воевал с составе … отряда Нестора Махно, а далее в кавалерийском корпусе Виталия Примакова. В июне 1919 года за бой в селе Богдановцы был представлен к ордену Красного Знамени. Войну закончил в Крыму. После Гражданской войны после встречи Г.И. Котовским был переведен во 2-й кавалерийский корпус на должность командира учебного эскадрона 3-й Бессарабской дивизии, которой командовал Н.Н. Криворучко. В этом корпусе пройдет его вся довоенная служба - начальником штаба 49-го полка 9-й Крымской дивизии, командиром 13-го полка 3-й Бессарабской дивизии. При первой аттестации командиров Красной Армии он получит воинское звание полковника. Окончит Высшие кавалерийские курсы в Новочеркасске... Сюда же, в родную 9-ю Крымскую кавалерийскую дивизию, он вернется, когда нарком обороны С.К. Тимошенко, с которым они были хорошо знакомы еще по Киевскому военному округу, вернет его в армию... Естественно Николай Сергеевич и Григорий Иванович Котовский стали друзьями.

Да, из армии Николаю Сергеевичу пришлось уйти, репрессии 30-х годов. В 1938 году, в разгар репрессий и "чисток" в армии, когда полковнику Осликовскому припомнили "дворянское происхождение" и вынудили уволиться из армии, он уехал в Ташкент, устроился на работу в киностудию в качестве директора картины "Рубиновые звезды". Как теперь ясно, это и спасло в тот невнятный период ему жизнь...

Кстати о Сталине и репрессиях. Николай Сергеевич всегда говорил, что нельзя простить Сталина за то, что он истребил цвет нации во всех областях: и интеллигенцию, и рабочих, и военных, но сомнений по поводу его дара военного полководца никогда не было. Он придерживался мнения, что роль Сталина в победе нашей армии в войне велика.

И немного о Гражданской войне. По разному можно относиться и красным и белым. Но это наша история, ее трагическая ее страница. И правильно, что многие уважительно относятся к Деникину и Буденному, Врангелю и Фрунзе. Американцы спустя более чем столетие не могут разобраться в своей Гражданской войне. Пример – роман и фильм «Унесенные ветром». А лучше всего перечитайте «Тихий Дон» Михаила Шолохова или «Белую гвардию» Михаила Булгакова и многое будет понятно.

Последующая серьезная работа в кинематографе стала для генерала Осликовского вовсе неслучайной. Видимо, масштаб личности каждого человека и определяется цельностью его натуры, когда события его биографии разного времени оказываются каким-то образом взаимосвязанными, взаимообусловленными, как бы естественно вытекающими друг из друга. Так что порой даже кажется, что это - лишь счастливое стечение обстоятельств. Хотя с кино ему пришлось столкнуться еще в двадцатых, спрыгнул по просьбе кинематографистов для съемок трюка с девятиметрового берега в Днепр. Об этом стало известно комкору Г.И. Котовскому. Он вызвал молодого комэска, отчитал его, объяснив, что командир имеет право рисковать жизнью только в бою, и, говорят, даже посадил его на гауптвахту. Прошло несколько месяцев, и вот Осликовский пришел к комкору доложить об убытии в очередной отпуск.

Закончив официальный разговор, уже было собрался уходить, но комкор вдруг спросил:

- Постой, постой, так это ты прыгнул в Днепр с девятиметровой высоты?

- И сколько же тебе обещали заплатить за прыжок?

Через несколько минут комэск прочел резолюцию комкора на его рапорте о выплате ему пособия на отпуск точно в такой сумме, какую ему должны были заплатить киношники за прыжок. А Григорий Иванович, хитро улыбаясь, переспросил:

- Так, значит, с девяти метров в Днепр? Молодец!

Великую Отечественную войну встретил Н.С. Осликовский в Бессарабии на реке Прут. Дивизия встретила врага в полной боевой готовности. Он знал дату нападения, плюс-минус три дня, точно. Поэтому Николай Сергеевич уже с апреля откопал землянки в лесу, и на ночь вся дивизия переходила в окопы. Когда 22 июня начался обстрел и бомбардировка дивизий, у него не погиб не один солдат. Более того, на седьмой день войны его за правильные действия наградили орденом Боевого Красного Знамени. Николай Сергеевич говорил, что готов перейти в наступление и за несколько дней взять Бухарест. Но общая тяжелая обстановка на фронтах не позволяла этого сделать. Его дивизии пришлось отступать.

Командуя 2-ой дивизией 1-го гвардейского кавалерийского корпуса Белова принимает участие в знаменитом рейде в районе Вязьмы зимой 1941 – весной 1942 г. Это малоизвестная страница битвы за Москву – операция по окружению Ржевской группировке гитлеровцев была то вообще неудачной, но действующие в тылу противника кавалеристы и десантники нанесли немалый урон врагу. Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Франц Гальдер весной 1942 года в своем «Военном дневнике» регулярно фиксировал действия 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала Белова. Оптимистические записи о том, что Белов уничтожен, через несколько дней сменялись безрадостным сообщением, что корпус в очередной раз сумел выйти из-под удара и продолжает рейд. Один из немецких мемуаристов написал об этом так: «Банды Белова продолжают бесчинствовать на коммуникациях». «Побесчинствовав» несколько месяцев в немецких тылах, корпус вместе с присоединившимися к нему воздушными десантниками пересек линию фронта и вышел на Большую землю.

Далее приведу отрывок книги Петра Ткаченко «Загадка генерала Осликовского. Хроника одной судьбы».

«Генерал умел владеть собой, умел в трудную, решающую минуту собрать свою волю, ничем не выдавая переживаний и чувств. Это со временем стало даже уже не привычкой, а чертой его характера. Но теперь он, человек несентиментальный, видевший, как обыденно и просто погибают люди, чувствовал в душе какие-то неясные томление и тревогу, от которых невозможно было избавиться. Он не сразу понял причину этой сосущей сердце тревоги.
Конечно, сказалась смертельная усталость после долгих месяцев полупартизанской войны в тылах противника на Вяземском направлении в составе конно-механизированной группы генерала П. Белова. Да, неожиданная болезнь, скрутившая его так, что срочно на самолете из немецких тылов его доставили в Москву в госпиталь на операцию.

И потом, когда после болезни пришел в себя, это томящее чувство и какое-то беспокойство не проходили. Может быть, тревожила неизвестность – ведь теперь ему предстояло новое назначение. Но главное состояло все же в другом. Там, в немецком тылу, остались конники его дивизии, выходившие из окружения с большими потерями и неимоверными трудностями. Он хоть и вынужденно, но был в безопасности, а они все еще оставались под огнем врага. Это и не давало ему покоя.

Хотя после выздоровления свершилась давняя мечта кавалериста – его, генерал-майора Николая Сергеевича Осликовского, направили на учебу в Академию Генерального штаба. С нескрываемой гордостью он писал об этом своей сестре Елене Сергеевне: «Во-первых, это такое учреждение, в которое попадают избранники по личному выбору хозяина; во-вторых, до войны я не мог и мечтать попасть не только сюда, но даже и в менее высокое учебное заведение. И только война, где надо товар показать лицом, дала мне возможность получить должную оценку; в-третьих - заслуженный отдых от боевой работы...»

Учеба в академии была недолгой. Он возвращался на фронт, но уже не в свою дивизию, находившуюся в составе конно-механизированной группы генерала П.А. Белова и с боями выходящую из Вяземского котла. После того как группа Белова ушла в рейд по тылам противника, из ее оставшихся частей был создан второй эшелон. Эти части находились в районе Калуги. Туда и был направлен Николай Осликовский. Генерал Белов намеревался поручить ему осуществить прорыв немецкой обороны, чтобы прийти на выручку конникам. О своем замысле он сообщил Георгию Жукову, но неожиданно получил отказ.

     Позже Павел Алексеевич вспоминал: «Я сообщил об этом замысле командующему Западным фронтом. Однако предложение мое одобрения не получило. Отказ был мотивирован тем, что генералу Осликовскому произвести прорыв будет не под силу. Действительная причина была другая. Фронтовое командование уже не надеялось, по крайней мере в ближайшее время, захватить Вязьму и разгромить группировку армий «Центр». Я понял это 26 апреля, когда получил радиограмму, в которой сообщалось, что 50-я армия перешла к обороне. Нам тоже было предложено перейти к активной обороне, дать отдых людям и беречь кадровые соединения».
     Что-то, видно, переменилось в планах Верховного Главного Командования. Может быть, уже предвиделись грозные события на южном участке фронта. Сюда же, под Калугу, выходили из окружения потрепанные и изможденные части и подразделения, участвовавшие в Вяземском рейде.
     Новое назначение генерала Осликовского откладывалось. Николаю Сергеевичу очень хотелось вернуться в свой род войск. Но наверху рассматривались какие-то иные варианты. Для человека же, считавшего себя прирожденным кавалеристом, всякое иное назначение, даже более высокое, было бы личной трагедией.

     Свидетельством его глубоких переживаний в те дни является копия рапорта, сохранившаяся в семейном архиве его сына - контр-адмирала Сергея Николаевича Осликовского. Это рапорт на имя генерал-инспектора кавалерии Красной Армии генерал-полковника О.И. Городовикова.

Генерал-инспектору
     кавалерии Красной Армии

Рапорт
     Прослужив в рядах Красной конницы от рядового бойца до командира дивизии, я провоевал в коннице Гражданскую войну и с конницей вступил в бои с первого часа Великой Отечественной войны на р. Прут, где в первых боях двумя кавалерийскими полками с артдивизионом разгромил отборную дивизию противника под Фальчиулом, за что оба полка 72, 108 и 12 конартдив были награждены орденами Красного Знамени. Затем в продолжение всей войны, командуя 9-й кавалерийской дивизией, наносил неоднократно поражения врагу, громя его на Украине и под Москвой. Дивизией взяты города: Сталиногорск, Узловая, Козельск.
     Дивизия не знала поражений, за что награждена орденом Красного Знамени и преобразована в гвардейскую. Окончив высшую военную академию, я получил теоретические знания, расширил свой военный кругозор и хочу еще не раз водить Красную конницу на сокрушительные бои с врагом.
     Я природный кавалерист, люблю и чувствую свой род войск, имею твердую уверенность вождения конницы в бой, и мои подчиненные верят в меня.

Одним из основных условий боеспособности и стойкости войск являются боевая традиция и любовь к своей части. Я всю жизнь прослужил в 1-м гвардейском кавалерийском корпусе.
Считаю, что пользой для Родины, для успешных боев с немецко-фашистской сволочью будет вернуть меня обратно в конницу, в свой родной корпус, в котором я вырос и где, если придется, хочу положить жизнь за дорогую Родину.

На основании вышеизложенного, прошу вернуть меня в конницу.
Мой рапорт прошу доложить Народному Комиссару Обороны тов. Сталину или предоставить мне возможность обратиться к нему с личной просьбой.

Несмотря на необычный шаг генерала, его доводы посчитали в руководстве убедительными. Решено было оставить Николая Сергеевича в кавалерии. При этом назначался он на более высокую должность – командиром 3-го гвардейского кавалерийского корпуса.
По заведенному тогда порядку и этикету, удивительному, кстати, порядку, характеризующему отношение высшего руководства государства к армии, вновь назначаемый командир корпуса должен был встретиться с самим Верховным Главнокомандующим. Такие встречи запоминались назначаемым на всю жизнь.

Ясно, что и Николай Сергеевич всегда помнил о той встрече и, несмотря на последующие политические бури, никогда не подвергал ее переоценке. Об этом свидетельствует запись, сделанная им на отдельном листе, сохранившаяся в семейном архиве и озаглавленная так: «Моя встреча с товарищем Сталиным».

Привожу ее как характерный документ своего времени: «В декабре 1942 года я, будучи заместителем командира 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, стоял на фронте под Москвой в районе города Кирова. Ночью позвонил мне по ВЧ командарм
т. Баграмян и передал приказ Москвы: завтра к 15 часам быть в Москве и явиться к маршалу Буденному. Прибыв в указанное время к маршалу Буденному, я от него узнал, что меня вызывает лично товарищ Сталин. Излишне говорить о том волнении и радости, которые охватили меня.

В кабинете маршала Буденного мы ждали звонка из Кремля. Около 2 часов ночи позвонил товарищ Поскребышев.

Приехав в Кремль и пройдя в рабочие комнаты товарища Сталина, мы были приглашены в его кабинет. Войдя за маршалом Буденным в кабинет, я увидел товарища Сталина, стоявшего в своей обычной позе посередине кабинета.

Представился ему. Он поздоровался со мной, спросил, как чувствую себя после ранения, и предложил сесть. Когда я повернулся к столу, то увидел сидящими там товарищей Молотова, Берия, Маленкова. Мне пришлось сесть рядом с товарищем Молотовым. Товарищ Сталин несколько минут был занят разговором по ВЧ, а затем, подойдя к столу, объяснил, что я назначаюсь командиром 3-го кавалерийского корпуса под Сталинград, и спросил, справлюсь ли я с этой большой должностью. Я ответил, что постараюсь оправдать доверие Родины и выполнить его, тов. Сталина, приказы.

Затем мне были вручены бумаги, и Сталин приказал дежурному генералу отправить меня на самолете под надежной охраной, простился и пожелал мне удачи.
Эта встреча служила мне путеводной звездой в самые тяжелые дни войны и послужит ею на всю жизнь».

Только один нюанс встречи Николай Сергеевич не доверил бумаге. Между тем как этот нюанс многое говорит о характере таких встреч, их атмосфере. Генерал Осликовский страдал дефектами речи после давней контузии. Особенно это сказывалось, когда он волновался. Войдя в кабинет Сталина, Осликовский, как и положено, доложил Верховному о прибытии по всей форме. Но от волнения допустил задержку в речи.

Сталин конечно же был уже осведомлен о дефекте. Поздоровавшись и хитро улыбнувшись, сказал, чтобы генерал садился рядом с Молотовым, мол, вы найдете общий язык… В мимоходной шутке был тонкий намек на то, что и Молотов страдает подобным недугом. Напряженность встречи была сразу снята. Разговор состоялся спокойный и обстоятельный.

К лету 1942 года на фронтах действовали десять кавалерийских корпусов, в том числе на Юго-Западном направлении – 3-й гвардейский кавалерийский корпус. Как подвижные оперативно-тактические соединения, кавалерийские корпуса совместно с танковыми корпусами предназначались в ходе наступления для развития успеха в глубине обороны противника. К сожалению, тем летом пришлось не наступать, а обороняться. Кавалерийские корпуса к Сталинградской битве подошли изрядно потрепанными. К тому же
3-й гвардейский, 6-й и 2-й кавалерийские корпуса участвовали в трагическом майском наступлении под Харьковом…

Окрыленный встречей с Верховным Главнокомандующим, Николай Осликовский прибыл к новому месту службы на Сталинградский фронт, в самое пекло ожесточенных боев по разгрому немецкой группировки. В это время 3-й гвардейский корпус участвовал в ликвидации Тормосинской группировки противника.

Осликовский вступил в должность комкора вместо генерала Плиева. В то время части корпуса продвигались в северо-западном направлении на Среднем Дону. Ночью 15 января 1943 года кавалеристы по тонкому льду перешли Северский Донец и заняли станицу Усть-Белокалитвенскую. У станицы конники завязали бой с частями 336-й пехотной дивизии противника. Как вспоминает об этом бое адъютант комкора Давид Антонович Мякушев, проживающий ныне в Москве, лед оказался таким скользким, что лошади не могли на нем устоять. Решение нашли, как и всегда, быстро – сняли бурки и выстелили из них для своих лошадей через реку войлочную дорогу.

За бои на Дону генерал Осликовский был награжден орденом Отечественной войны I степени. В наградном листе отмечалось: «Боевой, решительный генерал. В боях на реке Кагальник в январе 1943 года хорошо разработал план операции и лично руководил боем, соединениями корпуса прорвал оборону противника и вынудил его к беспорядочному бегству, захватил трофеи и пленных.
Командующий войсками 5-й ударной армии генерал-лейтенант Цветаев, член Военного совета полковник Булатов. 5 февраля 1943 года».

Дальше боевой путь конногвардейцев лег к шахтерскому городу Новошахтинску. В ночь накануне наступления Николай Сергеевич пригласил к себе командиров дивизий П. Бриккеля и Н. Чепуркина, заместителя комкора П. Ванина, начальника штаба корпуса полковника С. Шмуйло, командующего артиллерией корпуса полковника П. Нефедова. Совещание длилось недолго. Уточнили боевую задачу, договорились о взаимодействии.

В восемь часов утра кавалеристы перешли в наступление. Рыхлый снег мешал стремительной атаке, кони выбивались из сил. Но задачу конногвардейцы выполнили. В предрассветные часы 13 февраля 1943 года корпус вступил в город.

…Впереди конников Николая Сергеевича Осликовского ждали новые испытания.»

Итак генерал Н.С. Осликовский принимает участие в Сталинградской битве, став командующим 3-го кавалерийского корпуса, с которым и прошел войну до победного конца.

Летом 1944 г. 3-й гвардейский кавалерийский корпус должен был участвовать в самой крупной наступательной операции советских войск за всю воину, получившей название «Багратион». Напарником кавалерии стал 3-й гвардейский механизированный корпус. Вместе они составляли конно-механизированную группу 3-го Белорусского фронта. Наступление началось 23 июня 1944 г., когда 5-я армия после мощной артиллерийской и авиационной подготовки прорвала фронт 299-й пехотной дивизии немцев. К концу дня в построении немецких войск образовалась брешь, в которую была введена конно-механизированная группа. Она устремилась в обход «крепости Витебск» в глубь построения немецких войск. С 24 по 28 июня, за пять дней после ввода в прорыв, совершая ежедневные марши по 40–50 км (в некоторые дни отдельные дивизии и бригады проходили до 70 км и больше) и действуя впереди пехоты, группа продвинулась вперед на 150–200 км. Кавалеристы и танкисты мешали отступающим немецким войскам восстанавливать фронт. Тем самым она обеспечила высокий темп наступления 11-й гвардейской и 5-й армиям 3-го Белорусского фронта.

Следующим этапом действий конно-механизированной группы стало форсирование реки Березина. 3-й гвардейский кавалерийский корпус силами 6-й гвардейской кавалерийской дивизии под прикрытием массированного артиллерийско-минометного огня к 8 часам 30 июня форсировал р. Березина и образовал плацдарм на ее западном берегу. В течение дня немцы переходили в неоднократные контратаки с целью вернуть утраченный рубеж, но благодаря упорству частей дивизии и хорошо организованной системе всех видов огня атаки противника были отбиты. С подходом понтонного парка в районе Лещины был наведен мост, по которому под сильным воздействием штурмовой и бомбардировочной авиации немцев весь кавалерийский корпус к 17 часам 1 июля полностью закончил переправу через р. Березина. Тем самым был создан плацдарм на реке, которая могла быть использована немецкими войсками для восстановления фронта. На этом операция не закончилась. После боев в течение четырех дней (29 июня — 2 июля) за р. Березину конно-механизированная группа, пройдя в трудных условиях лесисто-болотистой местности 100–150 км, вышла на железную дорогу Минск — Вильнюс и перерезала ее. Тем самым минская группировка немцев была лишена важнейших путей отхода на Вильнюс и Лиду. Уже 3 июля войска 3-го Белорусского фронта при содействии войск 1-го Белорусского фронта овладели Минском, окружив при этом восточнее города крупную группировку немецких войск. Конно-механизированная группа развивала наступление на Молодечно и Красное, снова формируя внешний фронт окружения, на этот раз минской группировке немцев.

Анализируя действия конно-механизированной группы, в которую входил корпус Н.С. Осликовского, можно сказать следующее. Группа, введенная в прорыв на второй день операции с рубежа р. Лучеса, за 10 дней — с 24 июня по 3 июля — прошла с боями по оси движения около 300 км. Боевые действия проходили в трудных условиях лесисто-болотистой местности. Важнейшим достижением группы было форсирование такой значительной водной преграды, как Березина, на западном берегу которой немцами был заранее подготовлен оборонительный рубеж. Кавалерия фактически лидировала в наступлении фронта. От реки Лучеса до Березины и далее от Березины конно-механизированная группа все время вела за собой пехоту, находясь от нее на расстоянии 25–30 км. Пехота догнала группу лишь на Березине, двигаясь преимущественно в маршевых порядках, добивая обойденные кавалеристами очаги сопротивления.

В результате положение войск напоминало, чем то «слоеный пирог».

Об особенностях таких боев – воспоминания командующего 3-го истребительного авиационного корпуса Е.А. Савицкого «Полвека с небом»

« И вот однажды мы с Осликовским сидели за картой в одной из уцелевших изб спаленного немцами при отходе села, когда в дверях вдруг появился майор-кавалерист из эскадрона прикрытия и хладнокровно, как о самой обыденной вещи, доложил, что мы попали в окружение.

— Товарищ генерал! — ровным, будничным голосом обратился он к Осликовскому. — Противнику удалось восстановить утраченное положение. Его передовые части находятся в четырех-пяти километрах от нас. Какие будут распоряжения?

— Занять круговую оборону, — односложно отозвался в ответ генерал-лейтенант Осликовский.

Чтобы не сидеть зря без дела, я вышел вслед за майором и направился в сторону большой поляны, где размещалась зенитная батарея из шести скорострельных автоматических орудий. Поляну окружал со всех сторон непроходимый белорусский лес с вековыми деревьями, а сама батарея оказалась хорошо замаскированной: зенитчики успели обваловать орудия, обложив их вдобавок дерном. Сверху обнаружить ее было практически невозможно, а со стороны леса противник мог появиться только по прорубленным в его гуще дорогам, настолько узким, что двигаться по ним можно было только в одну сторону.

Командир батареи — невысокий, крепкого телосложения капитан лет тридцати — отнесся к моему появлению, как говорят, без особого интереса. Однако ввиду моего генеральского звания попытался что-то доложить, но я прервал его, сказав, что противник может появиться в любую минуту и батарее необходимо приготовиться вести огонь по наземным целям.

— Ясна обстановка? — на всякий случай решил уточнить я.

— Ясна, товарищ генерал. К бою готовы, — каким-то отрешенным, чуть ли не скучающим голосом ответил на мой вопрос капитан и, помолчав немного, видимо, счел необходимым добавить: — Скоро появятся. Слышите шум моторов?

Когда движутся танки, рокот от их моторов не спутаешь ни с чем другим — характер звука низкий, глухой, с отчетливой примесью звона металла. Фронтовики узнавали его безошибочно.

— Да, это мотоциклы и автомашины, — подтвердил он и, обернувшись к зенитчикам, негромко скомандовал: — К бою готовьсь!

Через минуту в дальнем конце поляны появилось несколько мотоциклов с колясками, а вслед за ними из леса показались два грузовика с солдатами, затем еще грузовик, но крытый брезентом, потом «опель-адмирал» — легковая машина, в которой обычно ездило какое-нибудь важное начальство... И снова грузовики с грузом или солдатами, мотоциклы с автоматчиками. Колонна, пересекая поляну, растянулась уже метров на семьсот, когда с дороги выехали замыкавшие ее мотоциклисты.

Оглянувшись на орудийные расчеты, я увидел, что шестеро сержантов припали к оптическим прицелам, а капитан, не сводя с колонны бинокля, все еще выжидал.

«Пора бы и огонь открывать, а то поздно будет, — подумал я. — Еще метров двести, и голова колонны скроется на дороге среди деревьев». Но вслух ничего не сказал, не хотел мешать командиру батареи делать свое дело. А тот, как вскоре выяснилось, умел его делать мастерски.

Когда хвост колонны миновал кустарник на краю поляны и вся колонна теперь оказалась перед нами как на ладони, капитан отрывисто скомандовал:

Батарея вела огонь минут пять. Вражеские грузовики сразу же заволокло пылью и дымом, а когда пушки смолкли и пыль осела, я понял, что там не осталось ничего живого: ни ответных выстрелов, никаких вообще звуков не доносилось.

«Умеют же у Осликовского люди работать! — не без чувства невольного восхищения отметил про себя я. — Чище, чем этот капитан, дела не сделаешь».

Посланный к колонне разведчик вскоре подтвердил:

Но Осликовский приказал прочесать лес. На тот случай, если кто-то из вражеских солдат успел спрятаться среди деревьев. Но и там тоже никого не нашли.

А через некоторое время в избе вновь появился майор и тем же спокойным, ровным голосом, будто и не было ни окружения, ни короткого боя на поляне возле штаба, доложил, что положение восстановлено и в тылу у нас никаких частей противника больше нет.

Из-за той стремительности, с которой наносили удары по врагу вводимые в прорыв танки и кавалерия, немцы нередко попадали впросак, не догадываясь, что действуют на уже не принадлежащей им территории. Именно поэтому огонь нашей зенитной батареи оказался для врага совершенной неожиданностью, что и привело к полному и быстрому уничтожению немецкой колонны»

Бои были очень тяжелыми, кавалеристы тоже несли потери, несколько раз немцы объявляли, что «банда Осликовского» уничтожена. Но это были мечты – корпус первым вышел к Восточной Пруссии, то есть достигла германской границы. А за упорные бои по взятию Гродно корпусу будет присвоено почетное наименование Гродненский.

В аналогичных условиях действовал корпус Н.С. Осликовского в Восточной Пруссии во время Висло - Одерской операции. Корпус введенный в прорыв 20 января быстро продвигался по тылам противника и 22 января ворвался в город Алленштайн (Ольштын), куда только что прибыли несколько эшелонов с танками и артиллерией. Лихой атакой (конечно, не в конном строю!), ошеломив противника огнем орудий и пулеметов, кавалеристы захватили эшелоны. Оказывается, это перебазировались немецкие части с востока, чтобы закрыть брешь, проделанную нашими войсками. Когда Николай Сергеевич доложил командующему 2-м Белорусским фронтом К. К. Рокоссовскому о взятии города, тот даже ответил ему: "Перекрестись, ты не можешь быть в Алленштайне". И поверил только после вторичного, настойчивого доклада. В районе города завязались упорные бои с подошедшими сюда с востока и северо-востока вражескими частями. Тяжело было бы тут конникам и сопровождавшим их танкистам, если бы не подоспели войска 48-й армии. Разгромив врага, кавалеристы и пехотинцы захватили большие трофеи и несколько тысяч пленных. На рубеже Алленштайна войска фронта преодолели вторую полосу укрепленного района. Путь в глубь Восточной Пруссии был открыт. После войны Н.С. Осликовскому было присвоено звание почетного гражданина Ольштына и вручен польский орден "Биртути милитари".

Повоевал корпус генерала Осликовского еще и в Померании. Боевые действия завершил на Эльбе. 3 мая 1945 года бойцы корпуса первой вышли к Эльбе, разгромив немецкую пехотную дивизию “Герман Геринг” и установив связь с американской армией под командованием генерал –лейтенанта Гилля За такой героизм не заставило себя ждать и присвоение звания Героя Советского Союза Николаю Сергеевичу Осликовскому.

Великую Отечественную войну гвардии генерал-лейтенант Осликовский закончил видным, прославленным военачальником, Героем Советского Союза, командиром 3-го гвардейского кавалерийского корпуса, который из Германии вернулся в город Изяслав Львовского, позже Прикарпатского военного округа. Казалось, все трудности - позади. Но такова жесткая и неумолимая изнанка всякой войны, что вслед за победителями приходят мародеры.

Нет, не в буквальном, не в блоковском смысле "карманы трупов шарить", но мародеры цивилизованных времен, с идеологической, точнее демагогической подкладкой.

В начале 1946 года командующим кавалерией С.М. Буденным был произведен смотр соединений и частей корпуса, который завершился вручением корпусу орденов Ленина и Красного Знамени, 5-й гвардейской дивизии - ордена Суворова второй степени, 6-й гвардейской дивизии - ордена Кутузова второй степени. В приказе была отмечена высокая подготовка соединений и частей, четкая воинская дисциплина, хорошая строевая выучка, образцовый порядок и организованность. Комкору была объявлена благодарность. Казалось, ничего не предвещало никаких неприятностей генералу Осликовскому.

Ну что с того, что корпус получил высокую оценку, что командованием проделана огромная работа по передислокации его из Германии и расквартированию на новом месте, если где-то командира корпуса считали "недостаточно сознательным". Он, видите ли, слишком независим, посмел раздавать советским учреждениям, разоренным войной, трофейное имущество. Так появилась грязная кляуза некоего майора юстиции Радкевича, военного прокурора корпуса. Но было удивительно то, с какой легкостью командующий Прикарпатским военным округом А.И. Еременко дал ход этому делу, основываясь лишь на этой докладной и проверке с участием ее автора...

Это удивляло, чувствовалось, что за этим стоит нечто такое, что мне не известно и что, может быть, ни в каких документах не отражено. Оказалось, что подлинная причина восходила к военному времени. Думал, что никого уже из сослуживцев Осликовского встретить не придется. Но в Москве живет его адъютант, капитан в отставке Давид Антонович Мякушев, бодрый еще старик и в ясной памяти. С первых дней войны он служил с Николаем Сергеевичем, когда дивизия, обязанности командира которой исполнял Осликовский, вступила в бои на реке Прут. За взрыв железнодорожного и шоссейного мостов Осликовский в первые же дни войны был представлен к ордену Красного Знамени.

- Мы тогда под Городком наступали в витебских болотах. Когда подошел день входить в прорыв, наступила оттепель, распутица была ужасная, танки вязли. Снаряды несли на себе и везли на лошадях. Николай Сергеевич доказывал командованию, что наступать нельзя, людей погубим и результата не достигнем. Но командующий 2-м Прибалтийским флотом А.И. Еременко давит на него, так как Москва требует от него результата, а истинное положение вещей, видно, объяснить боится. Тогда Осликовский обратился шифрограммой прямо в Ставку, через голову командующего фронтом. Приехала комиссия, разобралась. А.И. Еременко был освобожден от должности и затаил с тех пор зуб на Н.С. Осликовского. А через несколько дней подморозило и мы пошли в прорыв.

Подтверждение этих слов ветерана я нашел в письме Осликовского к командующему кавалерией Буденному от 19 июля 1946 года: "Вам известна моя жалоба на неправильное использование корпуса под Городком осенью 1943 года и ее результат, когда т. Еременко уехал на юг".

Никакая статистика, никакая арифметика не может сосчитать, сколько жизней сохранил тогда генерал Осликовский... Ведь мужество военачальника иное, чем солдатское - не столько в том, чтобы не дрогнуть перед пулей, сколько в том, чтобы принимать и отстаивать свои решения. Дорого в России обходится справедливость...

Мне довелось прочитать и докладную записку майора Радкевича, и "оправдания" командира корпуса, и его письма к известным военачальникам, и квитанции на выдачу трофейных машин разным учреждениям, в том числе и Киевской киностудии. И, признаюсь, читать эти документы было досадно и стыдно. Стыдно за унижение боевого генерала, который обвиняется в раздаче крупного рогатого скота офицерам и населению. Его объяснения, что спасти скот можно было лишь раздав его людям на временное содержание, не брались в расчет. Да, безусловно, тут в деятельности генерала Н.С. Осликовского проявилось то самое котовство, о котором мы говорили - щедрый жест, широкая замашка... Иначе как мог он, многоопытный начальник, поступить столь неосмотрительно, полагая, что офицеры, прошедшие такую войну, имели право на сносную человеческую жизнь. И он раздает трофейную мебель им в собственность...

Но это противоречило той логике, которая исходила сверху, как руководящая, согласно которой человек должен быть унижен. Он не должен иметь ничего. Спать на кровати с биркой КЭЧ, укрываться простыней с таким же штампом. Офицер не должен чувствовать себя победителем... Вот то главное, ради чего и городился весь этот огород с обвинением генерала. Вот та неблаговидная суть, возведенная в "линию партии", на пути которой стал "не понимающий" ее и требований политического момента гвардии генерал-лейтенант Николай Сергеевич Осликовский.

"Дело Осликовского" приобрело в начальствующих кругах громкий характер, в назидание другим "зарвавшимся" военачальникам. Ну откуда ему было знать, что перед ним - не рядовая интрига, но трагический фрагмент общего замысла, перед которым он не сломался, не подстроился под который. В этом и состоит его мужество. Он был героем на фронте, остался им в мирной жизни.

Он был переведен в Москву и назначен начальником Высшей кавалерийской офицерской школы. Сделано это было, как видно, хлопотами его боевых товарищей, видных военачальников. Но за всей этой склочной ситуацией чувствовалось, что справедливость не восторжествовала. Николаю Сергеевичу, как видно, это доставляло немало переживаний. Вскоре он уволился из армии. Благо предлог был куда уж более чем веский - кавалерия как род войск перестала существовать. А далее, как уже известно Николай Сергеевич становиться консультантом по кавалерии на киностудии «Мосфильм». И помню я как в советские времена на день Победы или авиации к нам в Новый городок, в Кубинку приезжал из Голицино с показательными выступлениями кавалерийский полк при «Мосфильме».

По берлинской мостовой

Кони шли на водопой,

Шли, потряхивая гривой,

Кони-дончаки

Распевает верховой:

"Эх, ребята, не впервой

.    Нам поить коней казачьих

Из чужой реки."

Казаки, казаки,

Едут, едут По Берлину

           Наши казаки.

При подготовке раздела были использованы следующие материалы

Статья Петр Ткаченко "Загадка генерала Осликовского"

Статья Петр Ткаченко "На Сталинградском направлении"  "Красная звезда" 26.02.2003

К.К. Рокоссовский. "Солдатский долг"

Савицкий Е Я "Полвека с небом."

От Минска до Бреста "Вечерний Минск" 5.08.2004 г.

НЕМЕЦКОЕ РАДИО НАС "ПОХОРОНИЛО" "Красноярский рабочий" 23.05.2003 г.

Исаев А В Антисуворов Десять мифов Второй мировой

             Третяк Сергей  tretyak_2004@mail.ru

Главная -  Осликовский Н.С