Главная - ГСВГ-ЗГВ - Последний день

Фрагмент речи Б. Ельцина

   30 августа 1994 года, Берлин.  Торжественная церемония, посвященная выводу наших войск из Германии глазами очевидца

Александр Коржаков
БОРИС ЕЛЬЦИН: ОТ РАССВЕТА ДО ЗАКАТА

 ЗА ДИРИЖЕРСКИМ ПУЛЬТОМ

 ...30 августа 94-го года мы с официальным визитом отправились в Германию. Прибыли вечером. Прежде нас селили в роскошном гостевом замке неподалеку от Бонна, а на этот раз мы разместились в берлинском отеле "Маритим" и сразу почувствовали разницу между Западом и Востоком.

   В Берлин мы приехали на торжественную церемонию вывода уже не советских, а российских войск с территории бывшей ГДР. Город меня удивил - он, в отличие от других немецких городов, выглядел слишком по-советски.

    Перед сном мы немного посидели вместе с президентом и спокойно разошлись. Утро же началось с неприятностей. Ко мне прибежал взволнованный доктор:

   - Александр Васильевич, надо что-то делать. Время еще раннее, а Борис Николаевич уже "устал". К тому же просит еще  "расслабиться" перед церемонией.

    Ельцин пребывал в нервном состоянии. Его угнетали разговоры про русских, которые разгромили Германию в Великой Отечественной войне, а теперь едва ли не с позором покидают немецкую территорию, и еще не известно, кто в результате победил.

    Увидев меня, Наина Иосифовна тут же сообщила: 

   - Александр Васильевич, я только пиво ему давала.

     Но я быстро выяснил, что помимо пива в ассортименте были и другие напитки. Жена президента, наверное, о них не знала.  Борис Николаевич действительно выглядел "усталым". По моей просьбе врачи дали ему подышать нашатырем. Нашатырь  бодрит и быстро приводит захмелевшего человека в чувство. Пригласили парикмахера - он вымыл голову президенту, сделал массаж лица, красиво уложил волосы. От этих процедур шеф вроде протрезвел. 

    Быстро оделись и сели в машину. До места встречи нужно было проехать минут пятнадцать. Увы, этого времени хватило, чтобы вялость опять одолела президента.

    Гельмут Коль встретил Бориса Николаевича очень доброжелательно. Он всегда искренне радовался каждому новому свиданию. Мне казалось, что немецкий канцлер относится к нашему президенту как к младшему брату. Всегда так трогательно, с акцентом выговаривал: "Борыс, Борыс" - и при этом нежно похлопывал Бориса Николаевича по плечу. Если же президент отпускал неудачные шутки при журналистах, Коль воспринимал специфический юмор спокойно и без доли иронии давал понять корреспондентам, что всякое бывает и не стоит заострять внимание на оплошностях. Но такое отношение нельзя было назвать снисходительным. Скорее, оно было добродушно-ироничным.

   Гельмут Коль - умный и интеллигентный человек. Сколько бы раз мы ни встречались, я ни разу не видел его нетрезвым. Если Борис Николаевич настаивал, Коль выпивал водку, но не больше трех скромных по размеру рюмок. Потом, невзирая на настырные просьбы, только пригублял спиртное... 

    ...Все ждали начала церемонии. Коль сразу уловил известное состояние Бориса Николаевича и по-дружески обнял его. В следующее мгновение канцлер понимающе посмотрел на меня. Выразительным взглядом я молил его помочь нашему  президенту, хотя бы поддержать Ельцина в прямом смысле этого слова. Коль все понял: слегка обхватив Бориса Николаевича за талию, отправился вместе с ним на торжество.

      Меня уже ничего не интересовало, кроме одного - выдержит президент это мероприятие или нет? Министр обороны Грачев тоже переживал. В то время Павел Сергеевич еще не проводил десантных операций в Чечне, поэтому отношения с ним у меня были вполне нормальными.

      Самый страшный момент наступил, когда началось  восхождение руководителей двух государств к памятнику  воина-освободителя в Трептов-парке. По высокой длинной лестнице они медленно двинулись вверх. Члены российской делегации застыли в напряженном ожидании. На шаг позади Ельцина поднимался старший адъютант Анатолий Кузнецов. Толю я подробно проинструктировал и предупредил, что президент в любой момент может споткнуться, оступиться, потерять сознание на виду у публики и прессы... Толя, конечно, и без меня уже обо всем догадался.

      К полудню солнце пекло, как в пустыне и я опасался, что жара разморит Бориса Николаевича еще сильнее.

      К памятнику они с канцлером поднялись, слава Богу, без особых проблем. Возложили венки, поклонились, постояли в задумчивости. Однако предстояло новое испытание - спуск.

      По обоим краям лестницы выстроились шеренги немецких солдат, застывших в почетном карауле. Неожиданно одному молоденькому солдату стало дурно. Как раз в тот самый момент, когда Ельцин и Коль поравнялись с ним. Немец закрыл глаза, пошатнулся, но упасть не успел - Кузнецов мгновенно его подхватил. Анатолий пребывал, видимо, в диком напряжении и автоматически уловил чужое недомогание. Это выглядело символично: русский офицер спасает утомленного солнцем немецкого солдата. Телекамеры, к сожалению, такой трогательный эпизод не зафиксировали.

     Начался парад, на котором я едва не прослезился: наши воины маршировали несравненно лучше солдат бундесвера. Торжественный марш немцев выглядел строевой самодеятельностью по сравнению с чеканным шагом российских ребят. Коль тоже заметил разницу и смутился - ему стало неудобно за хваленую немецкую выправку, которая на этом параде никак не проявилась.
     Потом солдаты запели. Наши и маршировали, и пели одновременно. Половину куплетов исполнили на русском языке, остальные - на немецком. Специально для этой церемонии была написана песня "Прощай, Германия!". Министра обороны выступление растрогало - глаза у Павла Сергеевича сделались влажными.
      Настроение Ельцина от явного превосходства российских воинов над немецкими заметно улучшилось, а потом стало и вовсе замечательным. Во время обеда он выпил много сухого красного вина - немецкий официант не успевал подливать, - а солнце усилило действие напитка. Президент резвился: гоготал сочным баритоном, раскованно жестикулировал и нес откровенную ахинею.  Я сидел напротив и готов был провалиться сквозь землю от стыда.
     После обеда мероприятия продолжились. Теперь предстояло возложить цветы к памятнику погибшим советским солдатам. И мы отправились туда вместе с Колем на специальном автобусе. Часть салона в этом комфортабельном "Мерседесе" занимали сиденья, а на остальной площади была оборудована кухонька и уютный дорожный бар, где можно перекусить.
     Борису Николаевичу тут же захотелось испытать на себе все прелести бара. Он заказал кофе. Поднес чашку к губами тут же, на повороте вылил на себя ее содержимое. На белоснежной сорочке появилось большое коричневое пятно. Президент стал беспомощно его затирать. Коль среагировал абсолютно спокойно. Точнее, никак не среагировал: ну, облился президент, бывает, дело житейское. Наша служба в миг переодела Бориса Николаевича - ребята всегда возили с собой комплект запасной одежды.
  ...Пока Ельцин возлагал цветы, мне сообщили, что напротив памятника через дорогу, собрались представители фашистской партии с плакатами. Целая толпа. Они возбуждены, кричат, но подходить к ним ни в коем случае не следует. А президент, как нарочно, уже настроился пообщаться с "благодарным" немецким народом.
    - Борис Николаевич, к этим людям категорически подходить нельзя, - предупредил я. - Это - фашисты. Вас сфотографируют вместе с ними, и выйдет очередной скандал.
     Запрет на Ельцина подействовал, словно красная тряпка на быка:
   - Что?! Все равно пойду...
    И демонстративно зашагал к людям с плакатами. Пришлось преградить дорогу. Борис Николаевич рассвирепел, ухватил меня за галстук и рванул. До сих пор не понимаю, как журналисты проглядели такой сенсационный кадр. "Поединок" заметили только ребята из охраны - мои подчиненные. Разодранный галстук я тут же снял и вернулся в автобус.
    Из "Мерседеса" вышел только тогда, когда президент России начал музицировать около мэрии вместе с оркестром полиции Берлина. Никакого дирижерского умения у Бориса Николаевича не было, но это не помешало ему выхватить у обалдевшего дирижера палочку и обосноваться за пультом. Ельцин размахивал руками так эмоционально и убедительно, что вполне мог сойти за автора исполняемого музыкального произведения. И зрители, и корреспонденты, и музыканты тоже сильно развеселились. Ничего подобного они нигде и никогда не наблюдали, да и вряд ли еще увидят. А президент принял улюлюканья и вопли за восторженное признание своего дирижерского таланта.
    Рядом со мной за "концертом провинциальной филармонии" наблюдал Владимир Шумейко - в то время председатель Совета Федерации. Он держал меня за руку и утешал:
  - Александр Васильевич, я тебя прошу, успокойся. Подожди... Ничего страшного пока не произошло...
    Намахавшись палочкой, Ельцин решил пропеть несколько куплетов из "Калинки-малинки". Всех слов он не знал, зато отдельные фразы тянул с чувством, зычным громким голосом.  Обычно исполнение "Калинки" сопровождалось игрой на ложках. Но их, к счастью, сегодня под рукой не оказалось.
    Позднее моя жена рассказала, что в те дни НТВ бесконечно повторяло кадры "показательных" выступлений Ельцина. И она плакала от стыда за нашу страну, чувствовала, как мне мучительно в Германии управляться с "дирижером".
    Исполнив полтора куплета "Калинки-малинки", президент не без помощи Кузнецова снова оказался в автобусе. Мы поехали в российское представительство в Берлине. Там, в бывшем здании посольства, был накрыт праздничный стол для узкого круга гостей.
    Президент потребовал, чтобы я тоже принял участие в ужине. Я понимал, что это своеобразная форма извинения, потому и пришел. Но сел не рядом с Борисом Николаевичем, а сбоку, подальше от него.
    Начались грустные тосты - все-таки сдали мы Германии свои позиции. Через официантов я попытался регулировать количество потребляемых шефом напитков, и они ограничивали выпивку, как могли. Но вдруг к Ельцину едва ли не ползком подкрался какой-то человек с бутылкой. Он был согнут от подобострастия в три погибели. Тут уж я сорвался и заорал:
   - Вы кто такой?! Вон отсюда!
Илюшин потом в узком кругу глубокомысленно заключил:
- Если Коржаков в присутствии президента способен так озверело себя вести, то страшно вообразить, что он представляет на самом деле.

  Но в тот момент я готов был удавить любого, кто попытался бы налить Борису Николаевичу водки. За столом воцарилась напряженная тишина. А шеф, воспользовавшись паузой, опять принялся шутить.

   Выяснилось, что холуй, на которого я, мягко говоря, повысил голос, был то ли послом России в Восточной Германии, то ли полномочным представителем. Странно, конечно, что люди при таких высоких должностях позволяют себе вместо официантов подливать водку гостям.

   Из Германии все вернулись подавленными...

 

Как говориться "без комментариев"

Главная - ГСВГ-ЗГВ - Последний день

Hosted by uCoz